№ 44
Сатирикон5
СЕМЕЙНЫЙ АККОРДЪ.
Въ столовой, около весело потрескивающего камина, сидитъ вся
семья.
Отецъ, медленно ворочая языкомъ, разсказываетъ свои непріят-
ныя дѣла.
— А онъ мнѣ говоритъ: .Если вы, Иванъ Матвѣевичъ, берете
отпускъ теперь, то что же вы будете дѣлать въ мартѣ мѣсяцѣ? Что,
говоритъ, вы будете дѣлать тогда, если вы берете отпускъ теперь?"
Это онъ мнѣ говоритъ, что, значитъ, почему я...
— Я дала задатокъ за пальто, — отвѣчаетъ ему жена, шлепая
пасьянсъ,—и они должны сегодня пальто прислать. Не поспѣть же мнѣ
завтра по магазинамъ болтаться, когда я утромъ на вокзалъ ѣду.
Это надо понимать. Это каждый дуракъ поиметь. Вотъ выйдетъ
пасьянсъ, значитъ сейчасъ привезутъ.
— И если я теперь не пеѣду,—продолжаетъ отецъ,—то, имѣя
въ виду мартъ мѣсяцъ...
Дочка моетъ чайныя ложки и говоритъ, поворачивая голову къ
чайному буфету:
— Съ одной черной шляпой всю зиму! Покорно благодарю. Я
знаю, вы скажете, что еще прошлогодняя есть. Въ васъ никогда не
было справедливости...
— Десятка, пятерка, валетъ... Вотъ, зачѣмъ пятерка! Не будь
пятерки, —валетъ на десятку, и вышло бы. Не можетъ быть, чтобъ
они, зная, что я уѣзжаю, и опять-таки получивши задатокъ...
— А Зиночка вчера, какъ нарочно, говоритъ мнѣ: ЯА гдѣ же твоя
шляпка, Сашенька, что съ зёленымъ перомъ? Вѣдь ты, говоритъ, хо-
тѣла еще съ зёленымъ купить?" А я молчу въ отвѣтъ, хлопаю глазами. У Зиночки-то, у самой десять шляпъ.
— Такъ и сказалъ: „Если вы, Иванъ Матвѣичъ, надумали взять
отпускъ именно теперь, то, что именно будете вы"...
— Одна шляпка для свиданій, одна для мечтаній, одна для при-
знаній, одна для купаній—красная. Потомъ съ зёленымъ перомъ,
чтобъ на выставки ходить.
— Врутъ карты. Быть не можетъ. Разложу еще. Вонъ сразу
двѣ семерки вышли. Десятка на девятку... Тузъ сюда... Вотъ этотъ
пасьянсъ всегда вѣрно покажетъ... Восьмерка на семерку... Да и не
можетъ быть, чтобъ они, получивши задатокъ, да вдругъ бы.... Двойку
сюда...
— А когда Зиночкина мать молода была, такъ она знала одну
тетку одной актрисы. Такъ у той тетки по двадцати шляпъ на каждый
сезонъ было. Я, конечно, ничего не требую и никого не попрекаю,
но все-таки можно было бы позаботиться.
Она съ упрекомъ посмотрѣла на буфетъ и задумалась.
— Но, съ другой стороны,—затянулъ глава,—если бы я не взялъ
отпуска теперь, а отложилъ бы на мартъ мѣсяцъ...
— Я знаю,—сказала дочь, и голосъ ея дрогнулъ.—Я знаю, вы
опять скажете про прошлогоднюю шляпу. Но поймите же, наконецъ,
что она была съ кукушечьимъ перомъ! Я знаю, вамъ все равно, но
я-то, я-то больше не могу.
— Опять вал етомъ затерло!
— Довольно я и въ прошломъ году намучилась! Чуть руки на
себя не наложила. Пошла разъ гулять въ Лѣтній садъ. Хожу тихо,
никого не трогаю. Такъ нѣтъ вѣдь! Идутъ двѣ какія-то, смотрятъ
на меня, прошли мимо и нарочно громко: „Сидитъ, какъ дура, съ
кукушечьимъ перомъ!" Вечеромъ маменька говоритъ: „Ѣшь простоквашу", развѣ я могу? Когда у меня, можетъ быть, всѣ нервы сдвинулись!..
— А въ мартѣ почемъ я знаю, что можетъ быть? И кто знаетъ,
что можетъ въ мартѣ быть? Никто не можетъ знать, что, вообще,
въ мартахъ бываетъ. И разъ я отпускъ...
— Вамъ-то все равно! Пожалѣете, да поздно будетъ! Кукушечье
перо... Ѣду лѣтомъ изъ города, остановился нашъ поѣздъ у станціи,
и станція-то какая-то самая дрянная. Прямо полустанокъ какой-то.
Ей-Богу. Даже одинъ пассажиръ у кондуктора спросилъ, не полустанокъ ли? И весь вокзалъ-то съ собачью будку. А у самаго моего
окна станціонный телеграфистъ стоитъ. Смотритъ на меня и говоритъ
другому мужчинѣ: „Гляди. Ъдетъ, какъ дура, съ кукушечьимъ перомъ".
Да нарочно громко, чтобы я слышала. А тотъ, другой, какъ зафыр-
каетъ. Умирать буду, вспомню. А вы говорите—шляпка. И вокзалъ-то
весь съ собачью бу-д-ддку!
Дочка горько заплакала.
— Постой, постой! Вотъ сейчасъ, если король выйдетъ... Вѣчно
лѣзутъ съ ерундой, не дадутъ человѣку тол комъ пасьянса разложить.
Мнѣ вниманіе нужно. Вотъ куда теперь тройка дѣлась? Хорошо
какъ въ колодѣ, а какъ я пропустила, тогда что? Вѣдь если я сегодня пальто не получу, мнѣ завтра ни за что не выѣхать. Вотъ
тройка-то гдѣ... Опять-таки пренебречь я не могу. Этакіе холода,
что я тамъ безъ пальто заведу. Развѣ вы о матери подумаете! Вамъ
все равно хоть... пятерка на четверку.
— А онъ мнѣ самъ сказалъ: поѣзжайте, Иванъ Матвѣичъ. Такъ
и сказалъ. Я не глухой. А если онъ насчетъ моего отпуска...
— Я всегда говорила, что у всѣхъ людей есть родители, кромѣ
меня. Ни одного человѣка не было на свѣтѣ безъ родителя. Попробовали бы сами два года кукушкой ходить, коли вы такой добрый
папенька! Такъ небось! Не любо!
— Пойди посмотри... валета сюда... Кто-то въ кухню стучится...
Двѣ двойки сразу...
Дочка уходитъ.
— Маменька,—кричитъ изъ кухни.—Пальто вамъ принесли.
— Валетъ сюда... Подожди, не ори... Дама такъ... Должна же я
докончить. Тузъ... Нужно же узнать навѣрное про пальто... Пусть
подождетъ на кухнѣ. Тройка... Опять не вышло.  Разложу еще разъ!
Тэффи.
МЕМЕТЪ-АЛИ ВЪ РОССШ.
Эксъ-шахъ    въ    Одсссѣ    по-не.многу   научается говорить по русски.
(Изъ газетъ).
Когда его отставное величество Меметъ-Али прибыль въ Одессу,
онъ только покачивалъ головой, прижималъ руку къ сердцу и на
всѣ разспросы отвѣчалъ:
— Меджилисъ... Энджуменъ... Зайченко...
Одесса шаху очень понравилась.
Онъ сталъ всматриваться въ жизнь, прислушиваться къ разго-
ворамъ. Онъ завелъ собственное хозяйство.
И теперь, когда ему поваръ не угождаетъ обѣдомъ, онъ кричитъ ему:
— Хулиганъ... Штрафъ...
Когда поваръ хочетъ оправдаться, шахъ въ гнѣвѣ исчерпываетъ
послѣднія слова:
— Протоколъ... Въ морду!..
Приближенные шаха радуются:
— Какой способный человѣкъ. Такъ мало живетъ въ Россіи и
такъ великолѣпно умѣетъ по русски говорить..
Я. С—съ.
ПОДЪ СУРДИНКУ.
Хочу отдохнуть отъ сатиры...
У лиры моей
Есть тихо-дрожащіе, легкіе звуки.
Усталыя руки
На умныя струны кладу,
Пою и въ тактъ головою киваю...
Хочу быть незлобнымъ ягненкомъ,
Ребенкомъ,
Котораго взрослые люди дразнили и злили,-
А жизнь за чьи-то чужіе грЪхи
Лишила третьяго блюда.
Васильевскій островъ прекрасенъ,
Какъ жаба въ манжетахъ.
Отсюда, съ балконца,
Омытый потоками солнца,
Онъ веселъ и грязенъ, и ясенъ,
Какъ старый маркеръ.
Надъ нимъ углубленная просинь
Зоветъ и поетъ, и дрожитъ...
Задумчиво осень
ПослЪднія листья желтитъ.
Срываетъ.
Бросаетъ подъ ноги людей на панель—
А въ сердцЪ не молкнетъ свирЪль:
Весна опять возвратится!
О, зимняя спячка медвЪдя,
Сосущаго пальчики лапъ!
Твой дЪвственный храпъ
ЖеланнЪй лобзаній прекраснЪйшей лэди.
Какъ молью, изъЪденъ я сплиномъ...
Посыпьте меня нафталиномъ, -
Сложите въ сундукъ и поставьте меня на
чердакъ,
Пока не наступитъ весна.
Саша Черный.
тя£х2